В главе, которую мы публикуем, автор рассказывает, какой страшной бедой был для людей голод на протяжении тысячелетий и каких успехов мы достигли в борьбе с ним.
Автор: Стивен Пинкер — американо-канадский учёный, профессор Гарвардского университета. Основная часть его исследований посвящена мозгу и языку, но в последнее время он стал больше писать о глобальных социальных проблемах. А ещё Пинкер — популяризатор науки, многие его книги становились бестселлерами. Среди самых известных работ — «Язык как как инстинкт», «Как работает мозг», «Чистый лист», «Лучшее в нас».
Год издания на русском: 2021
Издательство: «Альпина нон-фикшн»
Переводчики: Галина Бородина, Светлана Кузнецова
От редакции
«Мир катится в пропасть»… «Мы живём в страшное время»… «Кругом упадок культуры, морали и духовности»… Всю жизнь мы слышим подобные высказывания. А если пытаемся возражать, собеседники презрительно морщат нос: мол, ты просто не знаешь, что происходит в мире на самом деле.
Эта книга может стать хорошим подспорьем в дискуссиях с теми, кто вечно ноет на тему «как страшно жить». Главный тезис Стивена Пинкера:
«Сегодня люди на планете Земля живут дольше, они здоровее, свободнее и счастливее, чем когда бы то ни было. И всё это не случайность, а победа идей просвещения и прогресса».
Свои мысли Пинкер подкрепляет сотнями фактов, результатами исследований и очень убедительными графиками. Он последовательно борется с явлением под названием прогрессофобия, то есть страхом перед прогрессом и отказом признавать его достижения.
Быть прогрессофобом легко. Достаточно открыть новости в интернете, и на вас вывалятся сотни сообщений о войне, злодеяниях, катастрофах — убедительных иллюстраций к тезису «мир катится в тартарары». Пинкер как когнитивный психолог объясняет: нашему сознанию проще воспринимать частные негативные новости, чем глобальные положительные тенденции. История про жуткое убийство, случившееся в соседнем городе, оказывается убедительнее статистики, которая доказывает, что количество таких преступлений за последние два десятилетия уменьшилось в три с лишним раза и речь идёт о десятках тысяч жизней.
Негативное всегда ярче. Пинкер предлагает провести мысленный эксперимент, придуманный психологом Амосом Тверски: «Если вы представите, что чувствуете себя максимально хорошо, насколько это состояние будет отличаться от вашего состояния сейчас? А какой будет эта разница, если вы представите, что чувствуете себя максимально плохо?» И оказывается, что в первом случае мы обычно способны вообразить разве что чуть больше лёгкости в походке и чуть больше блеска в глазах, а во втором разница может быть огромной.
Пинкер показывает, как подобные когнитивные ловушки мешают нам замечать реальные улучшения. А они есть. Однако успех идей просвещения и прогресса вовсе не означает, что можно расслабиться и, лёжа на диване, наслаждаться жизнью. Современный комфортный мир — результат постоянного труда учёных, инженеров, врачей, учителей, правозащитников и многих-многих других людей. Пока этот мир хрупок и в нем возможны откаты в прошлое. Тем важнее наша задача — продолжать делать этот мир лучше.
Из книги «Просвещение продолжается»
…Помимо старения, деторождения и инфекционных заболеваний, у эволюции и энтропии нашлась для нас ещё одна злая шутка: постоянная потребность в энергии. Массовый голод издавна был частью человеческой судьбы.
Ветхий Завет рассказывает о семи годах голода в Египте; в Новом Завете Голод — один из четырёх всадников Апокалипсиса. Даже в середине XIX века неурожай мог обернуться внезапной катастрофой для самых благополучных уголков планеты.
Историк Фернан Бродель документально показал, что до начала Нового времени Европа страдала от голода каждые несколько десятилетий. В отчаянии крестьяне собирали недозревшее зерно, ели траву и человеческую плоть или стекались в города, где попрошайничали на улицах. Даже в лучшие времена многие получали большую часть калорий из хлеба и жидкой каши, и едва ли в достатке: экономист Роберт Фогель писал в книге «Избавление от голода и преждевременной смерти, 1700−2100», что «энергетическая ценность среднего рациона во Франции начала XVIII века была такой же, как в 1965 году в Руанде — на тот момент самой голодающей стране мира».
Многие из тех, кто голодал, были слишком слабы для работы, что обрекало их на нищету. Голодные европейцы тешили себя кулинарной порнографией вроде рассказов о стране Кокань, где на деревьях растут блины, улицы вымощены булками, жареные поросята разгуливают с воткнутыми в спину ножами, чтобы их было легче резать, а варёная рыба сама выпрыгивает из воды людям под ноги.
Сегодня мы сами живём в Кокани, и наша проблема — не недостаток, а избыток калорий. Как подметил комик Крис Рок, «это первое в истории общество, в котором толстеют бедняки». С типичной для «первого мира» неблагодарностью критики современного общества (когда они не заняты борьбой с фэтшеймингом, стандартами худобы в модельном бизнесе или расстройствами пищевого поведения) возмущаются эпидемией ожирения с пылом, более уместным в случае массового голода. Ожирение, несомненно, проблема общественного здравоохранения, но по историческим меркам иметь такую проблему довольно приятно.
Что же происходит в остальном мире? Массовый голод, который на Западе часто ассоциируют с Африкой и Азией, определённо перестал быть приметой современности.
За последнее время мир добился удивительного и мало кем замеченного результата: несмотря на бурный рост населения, развивающиеся страны теперь способны себя прокормить. Самый очевидный пример — Китай, где 1,3 миллиарда населения в среднем имеет доступ к 3300 килокалориям на человека в день, что по нормам правительства США соответствует потребностям высокоактивного молодого мужчины. Миллиард жителей Индии получает в среднем по 2400 килокалорий в день — это норма для высокоактивных молодых женщин и активных мужчин среднего возраста. В Африке средний для континента показатель находится посередине — 2600 килокалорий.
Голод всё ещё встречается (в том числе среди беднейшего населения развитых стран), а массовый голод имел место в 2011 году в Восточной Африке, в 2012 году в Сахеле и в 2016 году в Южном Судане наряду с близкими к массовому голоду ситуациями в Сомали, Нигерии и Йемене. Но по числу жертв эти кризисы несравнимы с регулярными бедствиями предыдущих веков.
Всего этого не должно было произойти. В 1798 году Томас Мальтус объяснил, что частые в его эпоху случаи массового голода неизбежны и что дальше будет только хуже: «Если численность населения не контролировать, она растёт в геометрической прогрессии. Средства существования увеличиваются только в арифметической прогрессии. Даже поверхностное знание математики покажет превосходство первой силы над второй». Тем самым он хотел сказать, что попытки накормить голодных приведут к ещё большей беде, поскольку те народят ещё больше детей, которые в свою очередь будут обречены на голод.
Не так давно мальтузианский подход казался влиятельным как никогда. В 1967 году Уильям и Пол Пэддоки выпустили книгу «Голод 1975!», а в 1968-м Пол Эрлих написал труд под названием «Популяционная бомба», в котором провозгласил, что «битва за то, чтобы накормить все человечество, окончена», и предсказал, что к 1980 году от голода умрут шестьдесят пять миллионов американцев и четыре миллиарда прочих жителей планеты.
Где же в математику Мальтуса вкралась ошибка?
С момента зарождения сельского хозяйства десять тысяч лет назад люди с помощью селекции генетически модифицировали растения и животных так, чтобы их было как можно проще разводить и употреблять в пищу и чтобы нам доставалось как можно больше калорий и как можно меньше токсинов. Дикий предшественник кукурузы был травой с несколькими жёсткими зёрнами; дикая морковь на вид и на вкус напоминала корень одуванчика; дикие предшественники многих фруктов были горькими, едкими и твёрдыми как камень.
Сообразительные крестьяне совершенствовали ирригацию, сельскохозяйственные орудия и органические удобрения, но последнее слово всё равно оставалось за Мальтусом. Только в эпоху Просвещения и промышленной революции люди поняли, как выгнуть эту кривую резко вверх.
В «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта (1726) король Бробдингнега в разговоре с главным героем так описывает этот моральный императив: «…всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе».
Вскоре после этого колосьев в самом деле стали выращивать больше — это стало результатом так называемой аграрной революции в Британии. Вслед за севооборотом и усовершенствованием плугов и сеялок пришла механизация, когда ископаемое топливо заменило мышечную силу человека и животных. В середине XIX века двадцать пять работников могли собрать и вымолотить тонну зерна в день; сегодня один человек за рулём зерноуборочного комбайна делает это за шесть минут.
Машины решают и другую проблему, по определению присущую сельхозпродукции. Как знает любой огородник, в августе одновременно созревает много кабачков, но потом они быстро гниют или их съедают вредители. Железные дороги, каналы, грузовики, зернохранилища и холодильники сглаживают пики и провалы в предложении, а информация, заложенная в ценах, помогает добиться его равновесия со спросом.
Но поистине колоссальный прорыв совершила химия. Буква N в слове SPONCH — акрониме, по которому в американских школах учат запоминать химические элементы в составе наших тел, — соответствует азоту, важнейшему ингредиенту белков, ДНК, хлорофилла и молекулярного аккумулятора энергии АТФ. Атомы азота в огромном количестве присутствуют в воздухе, но там они связаны по два (отсюда химическая формула N2), и их сложно разделить, чтобы растения могли их использовать.
В 1909 году Карл Бош доработал изобретённый Фрицем Габером процесс вытягивания азота из воздуха при помощи метана и водяного пара. В результате в промышленных масштабах получаются удобрения, которые можно использовать вместо огромного количества птичьего помёта, ранее требовавшегося для возвращения азота в истощённую почву. Два этих химика возглавляют список учёных XX века, спасших наибольшее число жизней в истории, с показателем 2,7 миллиарда человек.
Так что забудьте про арифметическую прогрессию: за прошедший век урожайность зерна на гектар резко подскочила, тогда как реальные цены на него резко упали. Уму непостижимо, как много мы сэкономили.
При всей важности сельского хозяйства продовольственная безопасность зависит не только от него. Массовый голод случается не только когда еды мало, но и когда люди не могут её себе позволить, когда армии лишают доступа к ней или когда правительству всё равно, сыто население или нет.
В 1950-х и 1960-х годах ещё один спаситель миллиардов жизней, Норман Борлоуг, перехитрил эволюцию и положил начало Зелёной революции в развивающихся странах. В природе растения тратят много энергии и питательных веществ на формирование деревянистого стебля, который поднимает их листья и соцветия выше тени от соседних сорняков и друг друга. Как фанаты на рок-концерте, они стараются высунуться повыше, но лучше видно всё равно никому не становится. Так всегда работает эволюция: недальновидная цель её отбора — благополучие индивидуума, а не вида в целом, не говоря уже о каких-то других видах.
С точки зрения крестьянина высокая пшеница мало того что расходует энергию на несъедобные стебли — при использовании удобрений колос тяжелеет настолько, что стебли всё равно ломаются. Борлоуг взял эволюцию в свои руки: он скрестил тысячи образцов пшеницы и отобрал потомство с короткими стеблями и высокой урожайностью, устойчивое к ржавчине злаков и нечувствительное к продолжительности светового дня. После нескольких лет «немыслимо монотонного труда» Борлоуг вывел сорта пшеницы (а позже кукурузы и риса), во много раз более урожайные, чем их предшественники.
Благодаря Зелёной революции миру теперь нужно меньше трети площадей, которые раньше требовались для производства того или иного объёма продовольствия. Ещё одним свидетельством изобилия является тот факт, что с 1961 по 2009 год территория под посевами увеличилась на 12%, тогда как объём произведённого продовольствия — на 300%.
Учёный-эколог Джесси Осубел пришёл к выводу, что мир сейчас достиг пиковой площади сельскохозяйственных угодий: возможно, нам уже никогда не понадобится столько земли, сколько мы обрабатываем. Как и все достижения прогресса, Зелёная революция с самого начала вызвала шквал критики. Высокотехнологичное агропроизводство, говорили недовольные, расходует ископаемое топливо и грунтовые воды, использует гербициды и пестициды, подрывает традиционное натуральное сельское хозяйство, биологически противоестественно и приносит деньги корпорациям. Учитывая, что благодаря ему были спасены жизни миллиарда людей и массовый голод отправился на свалку истории, мне кажется, цена эта вполне разумна. Более того, нам необязательно придётся платить её вечно. Прелесть научного прогресса в том, что он никогда не обрекает нас на использование одной-единственной технологии, но постоянно разрабатывает новые, которые создают меньше проблем.
Генная инженерия сейчас может за несколько дней достичь того, на что у крестьян прошлого уходили тысячелетия и на что Борлоуг потратил годы «немыслимо монотонного труда». Генно-модифицированные культуры имеют более высокую урожайность и содержат больше жизненно необходимых витаминов, они устойчивы к засухам, засолению почв, болезням, вредителям и гниению, им нужно меньше земли, удобрений и трудовых затрат. Сотни исследований, все крупнейшие научные и медицинские организации мира, а также более сотни нобелевских лауреатов засвидетельствовали их безопасность (что неудивительно, ведь не генно-модифицированных культур не бывает).
Однако традиционные защитники окружающей среды с их, как выразился эколог Стюарт Бранд, «привычным равнодушием к голодающим» затеяли крестовый поход против генно-модифицированных растений во имя защиты людей — не только сытых гурманов в богатых регионах мира, но и бедных крестьян в развивающихся странах. Этот протест исходит из священного, хотя и бессмысленного понятия «естественности», в результате чего его адепты осуждают «генетическое загрязнение» и «игры с природой», восхваляя «настоящую еду», которая производится «экологичными методами».
При всей важности сельского хозяйства продовольственная безопасность зависит не только от него. Массовый голод случается не только когда еды мало, но и когда люди не могут её себе позволить, когда армии лишают доступа к ней или когда правительству всё равно, сыто население или нет.
В XIX веке массовый голод обычно вызывали засухи и болезни растений, но в колониальных Индии и Африке его усугубляли бездушие, некомпетентность, а иногда и намеренные действия чиновников, не испытывавших филантропической заинтересованности в благополучии подданных.
Позже кошмарная череда политических катастроф приводила к отдельным случаям массового голода на протяжении всего оставшегося столетия. Из семидесяти миллионов людей, погибших в результате массового голода в XX веке, 80% стали жертвами насильственной коллективизации, карательной конфискации и тоталитарного центрального планирования при коммунистических режимах.
Когда секреты производства огромного количества еды раскрыты, а инфраструктура, необходимая для его транспортировки, создана, для победы над голодом нам остаётся побороть бедность, войны и автократические режимы. Давайте посмотрим, какого прогресса мы достигли в противодействии каждому из этих бичей человечества…
Иллюстрации: Lightspring / Shutterstock; Mayer Riccardo / Shutterstock; MaraZe / Shutterstock
Материал опубликован в журнале «Кот Шрёдингера» № 46 2021 г.