В начале осени американская биотех-компания Colossal Biosciences и профессор генетики из Гарвардской медицинской школы Джордж Чёрч объявили, что через 5−6 лет они собираются возродить первого мамонта и поселить его в Сибири — пусть восстанавливает плодородные арктические луга и спасает планету от перегрева. Несмотря на оптимистичные прогнозы, учёным придётся преодолеть немало трудностей. Разбираемся, как воскресить мохнатого слона и что с ним делать дальше.
А динозавра воскрешать будем?
Помните, как в «Парке юрского периода» воскресили динозавров? При помощи комара, напившегося динозавровой крови и застрявшего в янтаре. Вскоре после выхода фильма группа американских учёных объявила, что секвенировала ДНК пчёл из янтаря возрастом 120 миллионов лет. Большая часть исследователей усомнилась в этих результатах. В 1997 году команда из Музея естествознания в Лондоне повторила эксперимент, но в образцах фрагментов древней ДНК не оказалось.
Спустя 16 лет в Манчестерском университете использовали уже копал — неокаменевший янтарь. Учёные попытались выделить ДНК пчёл из двух его кусочков. Одному из них было около 10 тысяч лет, другому меньше 60 лет. Несмотря на новейшие методы и малый возраст образцов, следы ДНК всё равно не обнаружились. Почему? Часть исследователей полагает, что в янтаре насекомые теряют всю воду, плюс высокие температуры и давление — получается, янтарь не подходит для сохранения ДНК.
Зато совсем недавно, осенью 2021 года, китайские учёные исследовали клетки динозавра рода каудиптерикс возрастом около 125 миллионов лет. Эти окаменелости с северо-востока Китая отлично сохранились благодаря мелкому вулканическому пеплу, послужившему консервантом. Свою роль сыграла и кальцификация тела. Исследователи сделали срезы образцов, окрасили клетки и — о чудо! — в некоторых из них увидели ядра. Внутри оказались более тёмные вытянутые структуры — вероятно, конденсированный хроматин, то есть нити ДНК, намотанные на катушки белков-гистонов. Правда ли, что это ДНК динозавров, ещё предстоит выяснить, но у всех любителей древних ящеров появилась надежда.
Предположим, мы нашли подходящие клетки, секвенировали геном мамонта, отыскали в нём нужные участки и, применив молекулярные ножницы, отредактировали геном в клетке слона, вставив в него гены мамонта. А что делать дальше, мы подумали?
Да, подумали! Мы перенесём получившуюся изменённую клетку будущего слономамонта в тело суррогатной матери, индийской слонихи. Её гены совпадают с мамонтовыми на 99,6%, что делает их ближайшими родственниками. В матке слонихи оплодотворённая яйцеклетка превратится в зародыш. Беременность будет длиться долго, от 18 до 22 месяцев. А потом родится первый мамонтёнок — хочется верить, похожий на персонажа советского мультфильма. Лет за двадцать он превратится во взрослого мамонта, социализируется среди людей и слонов, обучится добывать еду и выживать.
Маловато мы знаем о поведении мамонтов, придётся действовать наугад. Итак, животное готово отправиться в большой мир, но что его там ждёт? Часть исследователей полагает, что ему будет лучше в зоопарке. Другая выступает за создание заповедников. Сам Чёрч считает, что дом для мамонтёнка уже создан — в России. Это заказник «Плейстоценовый парк» на северо-востоке Якутии, за Северным полярным кругом, там, где река Колыма впадает в Восточно-Сибирское море. Здесь, на Северо-Восточной научной станции Российской академии наук, уже больше 30 лет проводится эксперимент по воссозданию экосистемы мамонтовых степей плейстоцена. Главную роль в этом восстановлении должны сыграть завезённые в тундру животные.
Плейстоцен — эпоха ледниковых периодов, начавшаяся 2,5 миллиона и закончившаяся 12 тысяч лет назад. В это время крупнейшим биомом планеты была мамонтовая степь, напоминавшая плодородную саванну без жары. Сейчас Север — это леса и тундры. Но раньше их не было: всего лишь 15 тысяч лет назад большую часть территории нашей страны занимала мамонтовая степь — пастбище многочисленных животных, которые вытаптывали и удобряли почву. На станции с конца 1980-х живут создатель парка эколог Сергей Зимов и его семья.
Зимов хочет воссоздать природную среду, которая была в Сибири 10 тысяч лет назад. В парке на Колыме уже обитают якутские лошади, северные олени, лоси, овцы, овцебыки, яки, бизоны, зубры, козы, маралы. Недавно туда завезли верблюдов. В будущем к обитателям мира плейстоцена присоединятся хищники: волки и большие кошки. Охотники в парк не заглядывают благодаря «личным связям» Сергея, говорит его сын Никита. Все животные успешно поддерживают свои популяции, но как в эту картину впишется мамонт?
За время работы Плейстоценового парка Сергей Зимов показал, что крупные травоядные способны за несколько сезонов превратить бесплодную тундру в богатые травой пастбища. Животные поедают траву, растаптывают снег, рыхлят почву, оставляя корни нетронутыми, помогают в распространении семян и круговороте питательных веществ. Интенсивный выпас стимулирует рост травы, а значит, и развитие всей экосистемы.
У проекта Зимова есть и другая задача — возможно, одна из важнейших для человечества. В плейстоцене мегафауна работала как живые бульдозеры. Животные полностью убирали снег в одних местах, а в других притаптывали. Теплоизоляция разрушалась, и температура глубоких слоёв почвы понижалась. Благодаря этому мерзлота не таяла и из-под земли не высвобождались углекислый газ и метан, то есть в атмосферу попадало меньше приводящих к потеплению парниковых газов. Сейчас мерзлота тает.
— Мерзлота — это громадный плоский ледник, который покрывает все равнины Севера, большую часть территории нашей страны, — рассказывает Зимов.— У нас на Колыме чаще всего он толщиной в несколько десятков метров и укрыт от жаркого летнего солнца тонким слоем почвы. Если это «одеялко» скинуть, летом мерзлота будет таять со скоростью двадцать сантиметров в день. На Севере большинство посёлков стоит на мерзлоте: здания, линии электропередачи, вся инфраструктура — таяние несёт очень большие риски.
А мерзлота тает. Повсюду проседают почвы, создавая непроходимый «лунный» ландшафт. Пока это беда северных жителей, но скоро проблемы появятся у всего мира: в мерзлоте спрятано огромное количество углерода. На Севере теплеет гораздо быстрее, чем, например, в Подмосковье. За несколько десятков лет средняя температура там поднялась на три градуса. А температура почвы — на все восемь, тогда как в Подмосковье — меньше чем на градус. Почва на Севере прогревается сильнее воздуха из-за снега, покрывающего её тёплым одеялом. За последние годы высота снежного покрова удвоилась, и мерзлота начала таять.
— Образовалась талая зона, в которой почва не промерзает всю зиму, — продолжает Зимов. — Проснулись голодные микробы, которых теперь очень трудно остановить. И это на самом севере самого холодного региона! У нас есть станция мониторинга за атмосферой — она уже сейчас показывает мощные выбросы углерода в атмосферу, хотя мерзлота только начала таять.
Большая часть органики сосредоточена в трёх верхних метрах мерзлоты. Чтобы они оттаяли, нужна всего пара лет. Если этот процесс начнётся по всей Сибири, поток углекислого газа будет больше, чем от всех заводов и автомобилей вместе взятых.
— Остановить таяние мерзлоты с помощью выпаса животных можно, и даже несложно, если взяться за это всерьёз, — уверен создатель Плейстоценового парка. — С мамонтами было бы легче, но мы и без них справимся. Даже если их удастся возродить, заниматься их интеграцией будут наши дети и внуки, ведь слон растёт долго, половая зрелость у него наступает в лучшем случае в двенадцать лет. Моя задача — начать, убедить, что попробовать стоит. На мой взгляд, все эти генетические эксперименты надо проводить не в Кембридже и не в Корее. Россия — родина слонов! Наша земля, наши корма — и слоны должны быть наши.
Предположим, мы в будущем. Сибирь снова заселена волосатыми слонами. Животные чувствуют себя хорошо, помогают экологии и привлекают толпы туристов. Работа выполнена, но что дальше? Удастся ли сохранить воскрешённый вид? Получится ли защитить его от повторного вымирания и истребления? Наконец, какое животное возрождать следующим?
Участники движения De-extinction («Антивымирание») тоже задаются этими вопросами. Они обсуждают как трудности воскрешения, так и проблемы возвращения животных в природу. Движение зародилось в 2003 году, когда европейские учёные воскресили пиренейского горного козерога, исчезнувшего за несколько лет до этого. Эксперимент закончился неудачей: детёныш погиб из-за недоразвитых лёгких вскоре после рождения, и вид вымер повторно.
Возникают и другие проблемы:
• Среда обитания может быть уничтожена. Непросто будет воскресить китайского дельфина, пока реки Китая загрязнены.
• Вымирающий вид не всегда удаётся спасти современными средствами. К примеру, последний самец белого носорога умер в 2018 году, а две оставшиеся самки стары для программы возвращения.
• Есть немало людей, считающих воскрешение видов аморальной затеей. Они обвиняют учёных в том, что те идут против природы и отвлекают внимание от реальной проблемы сохранения существующих животных.
• Ни одна из крупных организаций по охране дикой природы не вкладывает деньги в De-extinction.
Остаётся надеяться, что большой успех одной из программ изменит отношение общественности к этой идее. И вполне вероятно, это будет как раз программа воскрешения мамонта. Джордж Чёрч говорит о De-extinction и своей главной цели так: «Какой результат можно считать успехом? Возвращение взаимодействия между видами, которое исчезло с утратой одного из них. Если мы сделаем это, то восстановим и вернём к жизни утраченные экосистемы. На мой взгляд, именно это истинная ценность».
Профессор Гарвардского университета Аня Бернштейн изучает проект Чёрча и Зимова с точки зрения социальной антропологии и пишет о нём книгу. Мы расспросили Аню об учёных-воскресителях и «Антивымирании».
Как Джордж Чёрч пришёл к идее воскрешения мамонта?
История началась с футуролога и эколога Стюарта Бранда, который создал «Каталог всей Земли», выходивший в 1968—1971 годах, и фонд Long Now по планированию далёкого будущего. Он основал технологическое движение экопрагматиков и с несколькими соавторами написал «Манифест экопрагматика», призывавший использовать биотехнологии, геоинженерию и атомную энергетику для решения экологических проблем. И вот однажды Бранд связался с Чёрчем и спросил его о технологии CRISPR и потенциальном гибриде слономамонта. Чёрч ответил, что научных преград к этому нет, — так началось их сотрудничество.
Как американские исследователи узнали о Плейстоценовом парке?
У Стюарта Бранда есть талант рано узнавать про интересные вещи, которые со временем становятся важными. Он писал о Плейстоценовом парке ещё в 2008 году, когда ни в США, ни даже в России о нём не знали. Потом исследователи придумали, что туда можно поместить мамонта. Через несколько лет они познакомились с основателем парка Сергеем Зимовым, который отнёсся к идее с осторожностью. В 2018 году Чёрч, Бранд, я и ещё 9 человек отправились посмотреть парк. Помнится, Чёрч приехал в Сибирь с маленькой спортивной сумкой вместо чемодана. Экспедицию организовали два американских режиссёра, снимавшие документальный фильм о жизни Бранда.
Почему Сергей Зимов взялся за этот проект?
Если верить легенде, много лет назад Зимов-старший приехал в Арктику и остался едоволен местной флорой и фауной: «Одни комары и никого больше!» С тех пор он воссоздаёт настоящую, «дикую» природу, которая, по его мнению, была в позднем плейстоцене. Поначалу Сергей Афанасьевич не занимался темой климата — она возникла в какой-то момент в контексте парка. В этом интересы его и американских коллег совпадают.
В чём суть движения «Антивымирание»?
Это направление в экологическом движении противопоставляет себя зелёному экологизму. Его последователи ратуют за применение био и геоинженерии, полагая, что природу можно исправить с помощью технологий. Из-за этого «Антивымирание» часто критикуют СМИ и общественность. Некоторые видят в этом путь искупления грехов. Сам Бранд говорит лишь о «генетической помощи» в предоставлении видам новых мест обитания.
Как относится общественность к идее возвращения вымерших животных?
Первоначальная реакция часто бывает отрицательной: «Учёные заигрались в Бога», «У нас виды прямо сейчас вымирают, зачем вымершие возвращать?». Или традиционное: «Это отток денежных ресурсов, а у нас их мало». Задача учёных — преодолеть этот негатив. Судьба движения будет зависеть как от науки, так и от общественного мнения.
Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» № 1 (50) 2022 г.